Вам остается только выбрать интересующий вас жанр и год публикации
- огромный архив публикаций, включающий самые различные материалы –
в том числе из личного архива актера – к вашим услугам!
Чтобы найти статью воспользуйтесь фильтрами:
Чтобы найти статью воспользуйтесь фильтрами:
«Стал он кликать золотую рыбку»
(Рецензия, Новые известия, 07.07.2015, на русском)
У братьев Стругацких в культовом «Понедельник начинается в субботу» в Изнакурноже обитает Кот ученый Василий, изрядно подзабывший порядок событий и слов знакомых сказок и невыразимо от своей забывчивости страдающий. В «Сказках Пушкина» Роберт Уилсон вовсе не требует от своего Кота ученого точности, свободно скользя по хрестоматийным строкам, промахивая целые сцены, фабульные повороты и беззаботно прерывая сюжет сказки на полуслове и разворачивает на сцене феерию света, цвета, праздник живописной формы, в которой смешались графика Билибина и плакаты конструктивистов.
Вскоре после премьеры в Театре Наций прочла в Фейсбуке вопль невинной души, что вот зажравшиеся критики без всякого стеснения рассуждают о «Сказках Пушкина» – дескать, отнюдь не лучший из виденного ими у Уилсона, а ей, душе, – по одним фотографиям уже прямо взасос нравится! Устыдилась. Ведь не возразишь! Действительно, «Сказки Пушкина» - далеко не лучший из мною виденных спектаклей Боба Уилсона. И что теперь? По Москве широко разошлась острота младшего коллеги, заявившего, что предназначение театра Наций – дать возможность лучшим режиссерам мира поставить свои худшие спектакли. В высказывании яда больше, чем правды. Но есть доля сермяги в том, что ожидания от очередной приглашенной звезды всегда больше результата. По умолчанию от Уилсона ждут чуда и чего-то небывалого, а мастер честно отрабатывает очередной контракт в далекой варварской стране. Патриарх европейского театра, за плечами которого почти полвека непрерывной работы и более пятидесяти постановок в разных странах мира, точно не обязан в каждой работе «перепрыгивать самого себя».
Однако «не лучший спектакль Уилсона» – означает «не лучший» в системе координат именно Боба Уилсона. Если же ставить его «Сказки Пушкина» в контекст отечественного сезона – слишком многим нашим театрам даже в самых дерзких снах не являлся его уровень владения светом, пространством, ритмом, формой. Чего стоят гротескные Старик со Старухой, оказавшиеся двойниками Короля и Королевы из «Алисы в стране чудес»! А два ехидных черта из «Сказки о Попе и работнике его Балде» - каким мистическим образом напомнившие Водяного – Георгия Милляра! Светящееся дерево, на ветку которого взгромоздился не просто какой-то Кот ученый, но Пушкин собственной персоной. Евгений Миронова под толстым-толстым слоем грима можно опознать только по голосу и пластике. Но пока его Пушкин – единственная целиком и образцово выстроенная роль, точно вписанная в режиссерский замысел, остальные – только примеряются к новым условиям существования, продолжая хлопотать заштукатуренным лицом и пытаясь расставлять смысловые акценты в пушкинском тексте.
Отношения Уилсона с текстом – проблема достаточно исследованная, но, похоже, об эти грабли все заново спотыкаются. Притом, что принципы его использования авторского слова сформулированы давно и наиболее емко вовсе не критиками, а соратником режиссера Томом Уейтсом, заметившим, что «слова для Боба похожи на гвозди в кухонном полу, когда темно и Вы босиком». Лучшие его спектакли связного текста лишены вовсе или поставлены по стихотворениям, как «Сонеты Шекспира», где актеры и актрисы (внешне неотличимые от персонажей «Сказки о царе Салтане») кажутся ожившими строками, непринужденно совершающими свои замысловатые экзерсисы. «Сказки Пушкина», похоже, лучше всего смотреть иностранцам, не понимающим ни одного слова и воспринимающего текст исключительно на правах звукового фона. Неплохо и запоздалым структуралистам, выстраивающие сложные доказательные ряды почему именно эта сказка идет за той, и какое глубинное родство связывает Царевну-лебедь и Золотую рыбку и Шамаханскую царицу? Почему эта фраза повторяется с десяток раз, а вот этот важнейший смысловой кусок вообще выброшен? Радуются театральные гурманы, узнавая то Билибина, то альбомные силуэты, а то и плакатные карикатуры. Хуже всего – детям и тем простодушным взрослым, которые в сказке ценят разворачивание последовательных событий и внятный смысл.
Благодаря удачному месту зрительный зал протирался прямо передо мной, так что можно было наблюдать и мучения ерзающего главного спонсора, и сладкий сон пятнадцатилетнего митрофанушки, и героические попытки уговорить папу сбежать моего двенадцатилетнего визави: мальчишка героически терпел весь спектакль, и пустил слезу только когда пошли «бисы». Но исходившие злобой тетки рядом (никогда не думала, что непонятная тебе красота будит таких чудовищ к душе), увы, все более свободно чувствуют себя в театральных залах, ощущают себя вправе мешать соседям и к этим ревнителям традиций очень хотелось вызвать капельдинера.
Когда-то Велимира Хлебникова называли «поэтом для поэтов». И чем выше искушенность зрителя, тем больше он получает от спектакля Уилсона. Недаром на премьеру в Театр Наций сбежались все молодые режиссеры Москвы. И будем надеяться, что прививка Роберта Уилсона к российскому театральному древу – эксперимент, который будет иметь долгое эхо в нашей театральной жизни.
Вскоре после премьеры в Театре Наций прочла в Фейсбуке вопль невинной души, что вот зажравшиеся критики без всякого стеснения рассуждают о «Сказках Пушкина» – дескать, отнюдь не лучший из виденного ими у Уилсона, а ей, душе, – по одним фотографиям уже прямо взасос нравится! Устыдилась. Ведь не возразишь! Действительно, «Сказки Пушкина» - далеко не лучший из мною виденных спектаклей Боба Уилсона. И что теперь? По Москве широко разошлась острота младшего коллеги, заявившего, что предназначение театра Наций – дать возможность лучшим режиссерам мира поставить свои худшие спектакли. В высказывании яда больше, чем правды. Но есть доля сермяги в том, что ожидания от очередной приглашенной звезды всегда больше результата. По умолчанию от Уилсона ждут чуда и чего-то небывалого, а мастер честно отрабатывает очередной контракт в далекой варварской стране. Патриарх европейского театра, за плечами которого почти полвека непрерывной работы и более пятидесяти постановок в разных странах мира, точно не обязан в каждой работе «перепрыгивать самого себя».
Однако «не лучший спектакль Уилсона» – означает «не лучший» в системе координат именно Боба Уилсона. Если же ставить его «Сказки Пушкина» в контекст отечественного сезона – слишком многим нашим театрам даже в самых дерзких снах не являлся его уровень владения светом, пространством, ритмом, формой. Чего стоят гротескные Старик со Старухой, оказавшиеся двойниками Короля и Королевы из «Алисы в стране чудес»! А два ехидных черта из «Сказки о Попе и работнике его Балде» - каким мистическим образом напомнившие Водяного – Георгия Милляра! Светящееся дерево, на ветку которого взгромоздился не просто какой-то Кот ученый, но Пушкин собственной персоной. Евгений Миронова под толстым-толстым слоем грима можно опознать только по голосу и пластике. Но пока его Пушкин – единственная целиком и образцово выстроенная роль, точно вписанная в режиссерский замысел, остальные – только примеряются к новым условиям существования, продолжая хлопотать заштукатуренным лицом и пытаясь расставлять смысловые акценты в пушкинском тексте.
Отношения Уилсона с текстом – проблема достаточно исследованная, но, похоже, об эти грабли все заново спотыкаются. Притом, что принципы его использования авторского слова сформулированы давно и наиболее емко вовсе не критиками, а соратником режиссера Томом Уейтсом, заметившим, что «слова для Боба похожи на гвозди в кухонном полу, когда темно и Вы босиком». Лучшие его спектакли связного текста лишены вовсе или поставлены по стихотворениям, как «Сонеты Шекспира», где актеры и актрисы (внешне неотличимые от персонажей «Сказки о царе Салтане») кажутся ожившими строками, непринужденно совершающими свои замысловатые экзерсисы. «Сказки Пушкина», похоже, лучше всего смотреть иностранцам, не понимающим ни одного слова и воспринимающего текст исключительно на правах звукового фона. Неплохо и запоздалым структуралистам, выстраивающие сложные доказательные ряды почему именно эта сказка идет за той, и какое глубинное родство связывает Царевну-лебедь и Золотую рыбку и Шамаханскую царицу? Почему эта фраза повторяется с десяток раз, а вот этот важнейший смысловой кусок вообще выброшен? Радуются театральные гурманы, узнавая то Билибина, то альбомные силуэты, а то и плакатные карикатуры. Хуже всего – детям и тем простодушным взрослым, которые в сказке ценят разворачивание последовательных событий и внятный смысл.
Благодаря удачному месту зрительный зал протирался прямо передо мной, так что можно было наблюдать и мучения ерзающего главного спонсора, и сладкий сон пятнадцатилетнего митрофанушки, и героические попытки уговорить папу сбежать моего двенадцатилетнего визави: мальчишка героически терпел весь спектакль, и пустил слезу только когда пошли «бисы». Но исходившие злобой тетки рядом (никогда не думала, что непонятная тебе красота будит таких чудовищ к душе), увы, все более свободно чувствуют себя в театральных залах, ощущают себя вправе мешать соседям и к этим ревнителям традиций очень хотелось вызвать капельдинера.
Когда-то Велимира Хлебникова называли «поэтом для поэтов». И чем выше искушенность зрителя, тем больше он получает от спектакля Уилсона. Недаром на премьеру в Театр Наций сбежались все молодые режиссеры Москвы. И будем надеяться, что прививка Роберта Уилсона к российскому театральному древу – эксперимент, который будет иметь долгое эхо в нашей театральной жизни.