Чтобы найти статью воспользуйтесь фильтрами:
«Сказки Пушкина» поставлены с учетом цензуры
Громкая премьера в театре Наций
Афишу театра Евгения Миронова украсило еще одно громкое имя — четвертое по счету. После Херманиса, Остермайера и Робера Лепажа здесь появился Роберт Уилсон, известный американский режиссер, авторитет мировой сцены, за которым театры стоят в очередь: каждый мечтает его заполучить на постановку. Театру Нации повезло - Уилсон выпустил здесь «Сказки Пушкина».
О чем красным угловатым шрифтом по черному занавесу написано. На тросиках плывут облачка и кораблик — картинка прямо для детей. Но публика в эти дни в театре Корша на Пушкина в исполнении Уилсона собралась солидная и разнообразная в своей статусности — члены правительства, банкиры, состоятельные граждане и медийные лица. В понедельник пожаловала даже сама Примадонна. Но таковы законы жанра — к звездам тянутся им подобные. А тут их целый сонм: во-первых, Уилсон с командой иностранных специалистов с громкими именами (музыка модного дуэта CocoRosie, свет — Эй Джей2 Вайссбард и прочие). Во-вторых, сам худрук «Наций» Миронов на сцене. Наконец «наше все» — Александр Сергеевич - и не с «Евгением Онегиным», а со сказками, которые рассказывают взрослым. Такое событие, даже если оно четырежды высокохудожественное назовут модным. А оно-таки оказалось культурным высокохудожественным.
Евгений Миронов сидит на суку (сюртук, цилиндр, пушистые рыжие бакенбарды) и легкомысленно выпивает из белой бутылочки — налил-выпил - глотнул - смачно выдохнул. На лице благость. Ствол обхватила кошачья люминесцирующая лапа и стало ясно, что Миронов «на дубе том», а кот — тот самый, ученый. Ну дальше вы сами знаете.
Конечно, у Уилсона не просто какое-то там дерево с каким-то там котом ученым. Каждый предмет — одушевленный или нет — будет иметь индивидуальные особые формы, строго подчиненные точным наукам, например геометрии. Поэтому у режиссера, получившего когда-то архитектурное образование, и спектакли как архитектурные строения — расчерченные, расставленные и сведенные в гармонии меж собой.
У дуба нет златой цепи, зато есть графично подсвеченный ствол, и когти кошачьи подсвечены. Лицо рассказчика, которого я поначалу приняла за Пушкина (хоть он и рыж, а не курчавый брюнет) выбелено так, что аж светится. И тут же, в прологе, заявлены все персонажи пяти сказок — выстроились возле дуба. Их много, но не сказочная масса, а индивидуумы, рассматривать которых можно долго и подробно: грим, парики, костюмы — весьма необычны. Они скорее картинны, чем театральны и картинки эти — со сварливой старухой или затюканным ею же стариком с золотой рыбкой в неводе, царем Салтаном, тридцатью тремя богатырями, а также попом и его работником Балдой, не говоря о золотом петушке с царем Дадоном и медведице — как будто аккуратнейшим образом вырезаны и вставлены в пространство света, чистого до стерильности. Свет у Уилсона играет едва ли не решающую роль (сам ставит и сценография его же) и он магически действует на восприятие — красота бесспорная.
Спектакль — безупречный. В том смысле, что при сверх бдительном надзоре сегодня за классикой в театре, к «Сказкам Пушкина» со стороны чиновников и прочих институций претензий быть никак не может. Они не тронуты никакими современными адаптациями (старик не вступил в интимную или идейную связь с золотой водоплавающей, а поп от горя не принял другую веру — варианты все на поверхности). Они также не испытали на себе тлетворного влияния запада и не загружены конспирологическими смыслами — мол, говорите, «за морем житье не худо»? Все настолько чисто, что публика в дорогих костюмах и со значимым выражением лиц вслед за Евгением Мироновым, таинственно-вкрадчиво начинающим: «Жил старик со...» шепчет: «своею старухою у самого синего...».Наконец, нет никаких обнажение — костюмы все как на подбор - глухие, жесткие, создающие эффект анимации. Правда герои солидной публике время от времени язык показывает — так Пушкин известным озорником был. О чем еще в 20-е годы прошлого века Даниил Хармс и писал: «приходит бывало Гоголь к Пушкину, а тот голый...». Есть милое ерничество, обаятельное легкомыслие. Вот только музыка сестринского дуэта CocoRosie смутно временами тревожит мрачноватостью, но Пушкин просит не беспокоиться.